девятьсот шестидесятая чайная ложка

МИНУТОЧКУ! — ответил я стучальщику.
Я зажег сигарету, духан перебить, подошел к двери и приоткрыл ее на щелочку.
Там стояла медсестра. Та же самая. Она меня знала.
— Ну, так что с вами? — спросила она.
Я выпустил облачко дыма:
— Расстройство желудка.
— Вы уверены?
— Мой ведь желудок.

Чарльз Буковски «Почтамт»

девятьсот четырнадцатая чайная ложка

Накрытые к обеду столы успели потерять свою свежесть: тут и там торчали пустые бутылки, жухли под солнцем ломти арбуза. Мухам уже надоело летать над этим кладбищем жратвы, и они смылись.

Чарльз Буковски «Голливуд»

восемьсот девяносто девятая чайная ложка

...я убил четырех мух. Черт, смерть кругом, повсюду. Люди, птицы, звери, рептилии, грызуны, насекомые, рыбы — у них никаких шансов. Всем крышка. Я не знал, что с этим делать. У меня испортилось настроение. Понимаете, смотрю на упаковщика в супермаркете, он пакует мои продукты, и вдруг вижу, что он самого себя засовывает в могилу вместе с туалетной бумагой, пивом и куриными грудками.

Чарльз Буковски «Макулатура»

восемьсот восемьдесят третья чайная ложка

— Все мы тут с дыркой в жопе, правильно? Ну, у кого дырки нет, объявись!

Джон Пинчот толкнул меня локтем в бок:
— Гений, правда?

А Жан-Поль всё кружил по комнате и орал:
— Все мы с дыркой в жопе, так? Вот здесь, посередке, так? Говно ведь отсюда вываливается, я правильно рассуждаю? По крайней мере, мы каждый раз ждем, что это произойдет. Что мы без говна? Нет нас! Сколько же мы за свою жизнь высираем, а? И всё идет в землю! Реки и моря насыщаются нашим говном! Мы мерзкие грязные твари! Ненавижу! Каждый раз, вытирая задницу, я ненавижу человечество!

 
Чарльз Буковски «Голливуд»