1151-я чайная ложка

Она взмахивает ручкой, поворачивается и убегает. Провожаю ее взглядом голодного льва. Лань моя убегает. И каждый промельк ее коленок и полусапожек, каждое покачивание плаща, каждое вздрагивание серого берета приближает миг, когда в полумраке нумера я, насосавшись до головокружения ее телесных леденцов, плавно усажу этого замоскворецкого эльфа на вертикаль моей страсти и стану баюкать-покачивать на волнах нежного забвения, заставляя школьные губы повторять волшебное слово «хуманиора».

Владимир Сорокин «Теллурия»

1128-я чайная ложка

— Раздавить — не сложно! Расплющить — сложнее!
— И расплющим, родной! — заголосила толстая баба в рваном вантнике,— кровью заблюем, а расплющим!
— Рааасплюющииим! — заревела толпа.

Владимир Сорокин «Норма»

1102-я чайная ложка

Пластмассовый приемник трансляции оказался привернутым не до конца, комариный голосок диктора передавал последние новости. Людмила Ивановна повернула ручку. Голос окреп, заполнил кухню. Сваренный утром суп стоял на плите. Кран по-прежнему тек, вода проложила по эмали ржавую дорожку. Людмила Ивановна открыла холодильник, достала масло, кусок колбасы и яйцо. Диктор кончил перечень международных событий и более спокойным голосом заговорил о спорте.

<...>

Лещенко весело пел о лесорубах. Голубь всё еще сидел на подоконнике, пугливо косился сквозь стекло. Разделавшись с яичницей, Людмила Ивановна стала хлебать остывший суп. Светло-коричневая масса нормы разбухла, податливо развалилась на комки. Суп был грибной.

 
Владимир Сорокин «Норма»