...Все с нетерпеньем ждут кино,
живут, рожают, пьют вино.
Картофель жарят, снег идет,
летит по небу самолет.
В кладовке темной бабка спит
и на полу горшок стоит.
Уходят утром на завод.
...А завтра кто-нибудь умрет —
и все пойдут могилу рыть...
В кладовке ангел будет жить —
и станет дочь смотреть в глазок,
как ангел писает в горшок.
Борис Рыжий, 1996
Были очи острее точимой косы —
По зегзице в зенице и по капле росы,—И едва научились они во весь рост
Различать одинокое множество звезд.
Осип Мандельштам,
9 февраля 1937
Налетела тень. Затрепыхалась в тяге
Сального огарка. И метнулась вон
С побелевших губ и от листа бумаги
В меловой распах сыреющих окон.В час, когда писатель — только вероятье,
Бледная догадка бледного огня,
В уши душной ночи как не прокричать ей:
«Это — час убийства! Где-то ждут меня!»В час, когда из сада остро тянет тенью,
Пьяной, как пространства, мировой, как скок
Степи под седлом,— я весь — на иждивенье
У огня в колонной воспаленных строк.
Борис Пастернак, 1914
Век, ты пахнешь падалью,
умирай, проклятый.
Разлагайся весело,
мы сгребём лопатой,
что тобой наделано —
да-с, губа не дура.
...Эй, бомбардировщики,
вот — архитектура.
Ведь без алых ленточек,
бантиков и флагов
в сей пейзаж не впишешься —
хмур, неодинаков.
Разбомбите, милые,
всё, что конструктивно,
потому что вечное,
нежное — наивно.
С девочкой в обнимочку,
пьяненький немножко,
рассуждаешь весело:
разве эта ножка —
до чего прелестная —
создана для маршей?
...Замените Ленина
сапожком из замши.
Борис Рыжий, март 1996
Я не люблю твои цветочки,
вьюнки и кактусы, болван.
И у меня растет в горшочке
на подоконнике тюльпан.
Там, за окном, дымят заводы,
там умирают и живут,
идут больные пешеходы,
в ногах кораблики плывут,
там жизнь ужасна, смерть банальна,
там перегибы серых стен,
там улыбается печально
живущий вечно манекен,
там золотые самолеты
бомбят чужие города,
на облака плюют пилоты,
горит зеленая звезда.
И никого, и никого не
волнует, господи прости,
легко ль ему на этом фоне,
такому стройному, цвести.
Борис Рыжий, 1996
Мне наплевать на смерть царя, и равно
Мне наплевать на смерть его семьи.
Мне нужен «Я», хоть, может слишком рано
Но я такой, уж как тут не крути.Мне наплевать, что космос — безграничность,
Хоть и считаю: короток наш век!
Мне нужен «Ты», мне нужен ты, как личность,
Мне «Вы» нужны живые на земле.Меня, наверное, не поймут потомки,
Но что поделать, я уже в пути,
Строкой порву ушные перепонки
И влезу в ваши воспаленные мозги!
Борис Рыжий, февраль 1992
В таверне воровская шайка
Всю ночь играла в домино.
Пришла с яичницей хозяйка,
Монахи выпили вино.На башне спорили химеры:
Которая из них урод?
А утром проповедник серый
В палатки призывал народ.На рынке возятся собаки,
Менялы щелкает замок.
У вечности ворует всякий,
А вечность — как морской песок:Он осыпается с телеги —
Не хватит на мешки рогож —
И, недовольный, о ночлеге
Монах рассказывает ложь!
Осип Мандельштам, 1913
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
А. Пушкин, 1819