[15_4.17N39] Дарон Аджемоглу, Джеймс Робинсон. Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты

Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty
Daron Acemoglu and James A. Robinson, 2012
АСТ, 2016

одним словом — ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса

Неубедительное чтиво.
Суждение из предисловия про несовместимость ислама с экономическим успехом, мягко говоря, удивляет глупостью и противоречит реальности.

Цитаты:

  1. ...египтяне в большинстве своем исповедуют ислам, а эта религия также несовместима с экономическим успехом.
  2. В 1534 году Испания, продолжавшая с оптимизмом смотреть на будущее своих колоний, отправила в эти места первую группу поселенцев под предводительством Педро де Мендосы. В том же году Мендоса основал поселение, из которого впоследствии вырастет город Буэнос-Айрес. Поселение отличалось гостеприимным, умеренным климатом (испанское название Buenos Aires буквально означает «хороший воздух») и должно было стать идеальным местом для европейцев. Однако первая попытка испанцев закрепиться в новом поселении оказалась неудачной: ведь они пришли вовсе не за хорошим воздухом, а для того, чтобы извлекать местные ресурсы и заставить местных жителей работать на себя. Но чарруа и керанди не отличались услужливостью. Они отказывались снабжать испанцев припасами, а когда их захватывали в плен, отказывались работать. Они постоянно нападали на новое поселение, осыпая его стрелами из своих луков. Испанцы начали страдать от голода, поскольку не рассчитывали, что добывать себе пищу им придется самостоятельно.
     
    Оказалось, что Буэнос-Айрес совсем не город мечты. Местных жителей было трудно заставить работать. В окрестностях не оказалось месторождений серебра или золота, пригодных для разработки, а серебро, которое видел у туземцев де Солис, проделало, как выяснилось, длинный путь из царства инков, лежавшего в Андах, далеко на западе.
     
    Пытаясь выжить, испанцы стали посылать экспедиции в поисках нового места, более богатого ресурсами и населенного более покладистыми жителями, которыми легче будет управлять силой. В 1537 году одна из таких экспедиций под руководством Хуана де Айоласа в поисках пути к царству инков проникла вглубь бассейна реки Параны. По дороге испанцы установили контакт с гуарани, оседлым народом, аграрная экономика которых была основана на культивировании маиса и маниока. Айолас быстро сообразил, что это открывает совсем иные перспективы, нежели бесплодные конфликты с чарруа и керанди. Короткая схватка увенчалась победой испанцев, которые подавили сопротивление гуарани и основали город Нуэстра-Сеньора-Санта-Мария-де-ла-Асунсьон (Nuestra Señora Santa María de la Asunción, «город Успения Госпожи нашей Девы Марии»). Город Асунсьон и сегодня остается столицей Парагвая. Конкистадоры переженились на гуаранских принцессах и быстро утвердили себя как новую аристократию. Они адаптировали под свои нужды уже существовавшую у гуарани систему принудительного труда и традицию выплаты дани. Эта была именно такая колония, какую они всегда хотели основать, и всего за четыре года все испанские поселенцы покинули Буэнос-Айрес и перебрались на новое место. А Буэнос-Айрес, «Париж Южной Америки», город с широкими бульварами в европейском стиле, чье богатство основано на огромных аграрных ресурсах пампы, был снова заселен лишь в 1580 году.
     
    Уход из Буэнос-Айреса и покорение гуарани демонстрирует логику европейской колонизации обеих Америк. Ранние испанские и, как мы увидим дальше, английские колонисты не имели ни малейшего желания обрабатывать землю собственными руками; они хотели, чтобы за них это делали другие, точно так же как золото, серебро и другие сокровища они предпочитали добывать с помощью грабежа.
  3. К 1720-м годам все колонии, которые впоследствии составят Соединенные Штаты, имели схожие формы государственного устройства. Во всех были губернаторы и ассамблеи, основанные на представительстве всех мужчин, владевших какой-либо собственностью. Это отнюдь не было демократией; женщины, рабы и колонисты, у которых не было собственности, не могли голосовать в ассамблее. Однако политических прав у колонистов было гораздо больше, чем в большинстве государств того времени. Именно эти ассамблеи и их лидеры объединились, чтобы провести в 1774 году Первый Континентальный конгресс, ставший прелюдией к провозглашению независимости США. Ассамблеи считали, что имеют право определять принципы собственного формирования и самостоятельно устанавливать налоги. Это, как мы знаем, повлекло большие проблемы для английских колониальных властей.
  4. С точки зрения современных стандартов конституция США тоже не устанавливала полную демократию. Каждый штат имел право по своему усмотрению решать, кто из его жителей может голосовать на выборах. В то время как северные штаты быстро признали такое право за всеми белыми мужчинами вне зависимости от уровня их дохода и размеров собственности, южные штаты шли к этой норме весьма неспешно. Ни один штат не предоставил избирательное право женщинам и рабам, и одновременно с отменой ценза по доходу и собственности для белых мужчин было запрещено участие в выборах всем черным мужчинам. Когда Филадельфийский конвент принимал конституцию, рабство, как известно, также было признано конституционным, и самая грязная борьба разыгралась как раз вокруг распределения мест между штатами в палате представителей. Места должны были быть распределены пропорционально населению штатов, однако представители южных штатов потребовали при этих подсчетах учитывать численность рабов. Северные штаты выступили с протестом. Было найдено компромиссное решение: раб учитывается как 3/5 свободного человека.
     
    Конфликты между Севером и Югом в ходе принятии Конституции и в дальнейшем сдерживались разнообразными компромиссами вроде «правила трех пятых». Со временем появлялись и новые «заплатки», например Миссурийский компромисс, согласно которому при принятии в состав США новых членов надлежало всегда принимать одновременно один рабовладельческий и один нерабовладельческий штат, чтобы обеспечить баланс между сторонниками и противниками рабства в Сенате США. Эти всегда наспех состряпанные «заплатки» все же позволяли политическим институтам США работать в относительно мирной обстановке до тех пор, пока гражданская война наконец не разрешила противоречия в пользу Севера.
  5. Патентная система, защищавшая право интеллектуальной собственности, была формализована в Статуте о монополиях, который был принят английским парламентом в 1623 году и частично направлен на то, чтобы ограничить право короля выдавать жалованные патентные грамоты (letters patent) любому, кому он пожелает. Таким образом, исключительное право на тот или иной вид деятельности предоставлялось единственному лицу по произволу монарха.
     
    Зная это, мы будем поражены, что в США патенты получали люди самого разнообразного происхождения и общественного положения, а не только представители богатой элиты. Многие сделали состояния с помощью своих патентов. Возьмите, например, Томаса Эдисона, изобретателя звукозаписи и первой практически применимой электрической лампы накаливания, основателя компании General Electric, которая сейчас является одной из крупнейших корпораций в мире. Эдисон был младшим из семерых детей. Его отец, Сэмюел Эдисон, сменил множество профессий — от кровельщика, обшивавшего крыши гонтом, до хозяина таверны. Томас почти не ходил в школу, однако получил домашнее образование: его учила мать.
     
    В 1820–1845 годах только 19% новых получателей патентов были детьми образованных специалистов или происходили из семей крупных землевладельцев. 40% новых держателей патентов окончили лишь начальную школу или вообще не имели никакого формального образования, как Эдисон. Более того, многие из них, как тот же Эдисон, использовали свои патенты, чтобы основать собственное дело. В той же степени, в которой Соединенные Штаты были более демократическими, чем другие страны, в политическом смысле, они были и наиболее открытыми с точки зрения возможностей изобретателей. Это сыграло решающую роль в том, что эта страна со временем стала самой инновационной экономикой мира.
     
    Однако если вам пришла в голову отличная идея, но вы бедны, то одно дело было получить патент — в конце концов, он не так дорого стоил,— и совсем другое — использовать его, чтобы заработать. Один из способов найти начальный капитал — это продать свой патент. Именно так и поступил Эдисон: за 10 000 долларов он продал компании Western Union патент на квадруплексный телеграф. Но продажа патента — хороший способ получить деньги только при том условии, что вы, подобно Эдисону, генерируете новые идеи быстрее, чем могли бы их реализовать самостоятельно (Эдисон получил рекордные 1093 патента в США и еще 1500 в других странах мира). Самым же реалистичным способом извлечь выгоду из своего изобретения было открытие собственного бизнеса. Но чтобы начать дело, нужны деньги, а чтобы получить деньги, нужен банк, который даст их вам в долг.
     
    Изобретателям США и здесь повезло. В течение XIX века в Соединенных Штатах активно развивались финансовый сектор и банковское кредитование, что стало катализатором быстрого экономического роста и индустриализации. Если в 1818 году в США было 338 банков с совокупными активами в 160 миллионов долларов, то к 1914 году банков стало 27 864, а их активы выросли до 27,3 млрд. Американские изобретатели имели легкий доступ к капиталу для открытия собственного бизнеса. Более того, интенсивная конкуренция между банками и другими финансовыми учреждениями обеспечивала доступ к кредиту под достаточно низкие проценты.
  6. Жизненные стандарты жителей Южной Кореи находятся на уровне Португалии и Испании. На Севере, в так называемой Корейской Народно-Демократической Республике, она же Северная Корея, уровень жизни сравним с уровнем жизни в Африке южнее Сахары, то есть примерно в десять раз ниже, чем на Юге. Состояние здоровья северных корейцев и того хуже; средняя ожидаемая продолжительность жизни на Севере на целых десять лет меньше, чем на Юге.
     
    <...>
     
    Эти фантастические различия не пришли к нам из глубины веков. На самом деле их не существовало вплоть до конца Второй мировой войны. Но после 1945 года два правительства — на Севере и на Юге — взяли на вооружение совершенно разную экономическую политику. Экономическая политика и основные государственные институты Южной Кореи были сформированы возглавившим страну выпускником Гарварда и Принстона, непреклонным антикоммунистом Ли Сын Маном, который был избран на пост президента в 1948 году и правил при серьезной поддержке США. Закаленная в Корейской войне и жившая под постоянной угрозой коммунистической агрессии, Южная Корея отнюдь не была демократией. И Ли Сын Ман, и самый знаменитый из его преемников Пак Чон Хи вошли в историю как авторитарные лидеры. Однако оба они управляли рыночной экономикой, в которой уважалась частная собственность. После 1961 года Пак смог эффективно использовать всю мощь государства для того, чтобы ускорить экономический рост: кредиты и субсидии самым успешным фирмам помогли сделать Южную Корею процветающей страной.
     
    Ситуация к северу от 38-й параллели была совсем другой. Ким Ир Сен, во время Второй мировой сражавшийся против японцев во главе партизан-коммунистов, в 1947 году стал диктатором при поддержке Советского Союза. Он ввел жесткую систему центрального планирования экономики, основанную на его идеологической доктрине — чучхе. Частная собственность была объявлена вне закона, рыночные отношения запрещены. У граждан были отняты не только экономические свободы; все стороны жизни граждан Северной Кореи были жестоко регламентированы — это не касалось лишь небольшой группы приближенных самого Ким Ир Сена и его сына и будущего наследника Ким Чен Ира.
     
    Для нас не будет сюрпризом, что экономическое развитие двух Корей пошло в совершенно разных направлениях. Командная экономика Ким Ир Сена и идеология чучхе очень скоро обернулись катастрофой для страны. Подробная статистика по Северной Корее недоступна, поскольку эта страна, мягко говоря, не отличается открытостью. Тем не менее имеющиеся данные подтверждают то, о чем мы догадываемся, наблюдая частые голодовки в этой стране: не только промышленность страны так и не смогла подняться на ноги, но и сельское хозяйство испытало регресс: производительность труда крестьян снизилась! Запрет частной собственности привел к тому, что у людей не осталось стимулов для того, чтобы инвестировать, усердно работать или хотя бы поддерживать прежнюю производительность труда. Собственные инновации или даже заимствование чужих инноваций невозможны в удушающей атмосфере репрессий. Однако ни Ким Ир Сен, ни Ким Чен Ир, ни их приспешники не имели ни малейшего намерения как-то реформировать систему, разрешить частную собственность, рыночные отношения и свободу контрактов, менять политические или экономические институты. Поэтому экономическая стагнация Северной Кореи продолжается.
     
    Тем временем в Южной Корее экономические институты стимулировали инвестиции и развитие торговли. Южнокорейские лидеры не жалели средств на образование, и им удалось достичь высоких показателей грамотности и образования в целом. Южнокорейские компании быстро сориентировались и создали собственную модель бизнеса, построенного на сочетании относительно образованной рабочей силы и государственного стимулирования инвестиций, индустриализации, экспорта и заимствования технологий. Южная Корея быстро стала очередным азиатским «экономическим чудом» и одной из самых быстрорастущих экономик в мире.
     
    К концу 1990-х годов, всего лишь через полвека после разделения, рост в Южной Корее и стагнация в КНДР привели к десятикратной разнице в уровне доходов между двумя частями этой когда-то единой страны.
  7. ...влиятельные группы в обществе часто противостоят техническому прогрессу и пытаются остановить движение к процветанию. Экономический рост — это не просто появление большого количества более совершенных станков и агрегатов, которыми управляют более многочисленные и более образованные работники. Это еще и глубокий процесс трансформации, причем часто дестабилизирующей, процесс созидательного разрушения. Поэтому экономический рост будет происходить, только если его не удалось заблокировать тем, кто боится от него проиграть и потерять привилегии, на которых основаны их богатство и власть.
  8. В середине августа 1348 года король Эдуард III попросил архиепископа Кентерберийского организовать специальные молебны, и многие епископы отправили приходским священникам письма, которые надлежало зачитать в церквях после проповеди. Эти наставления должны были помочь людям справиться с предстоящими невзгодами. Ральф Шрусберийский, епископ Батский, писал клирикам своей епархии:
     
    «Господь Всемогущий со Своего небесного престола насылает гром, молнию и другие кары, чтобы поразить сыновей Своих, грех которых Он желает искупить. И ныне, когда ужасный мор, пришедший с Востока, бесчинствует в соседнем королевстве, мы должны молиться непрестанно, с верою в сердце и со страхом Божиим, чтобы мор сей не протянул и в наш край свои ядовитые щупальца, не поразил и не пожрал нашу паству. Посему надлежит нам всем обратиться к Господу с покаянием, непрестанно исповедуя грехи наши и читая псалмы».
     
    Но это не помогло. Чума пришла и быстро истребила примерно половину населения Англии.
  9. Сталин желал иметь неограниченную возможность награждать политически лояльных и наказывать политически нелояльных — и то и другое исключительно по своему собственному усмотрению.
  10. Пример того, что могло грозить человеку, который слишком добросовестно относился к работе, вместо того чтобы угадывать желания Коммунистической партии,— это последствия переписи населения 1937 года. Когда были подсчитаны ее результаты, стало ясно, что ни о каких 180 миллионах населения, на которые рассчитывал Сталин (и даже о 168 миллионах, о которых он заявлял еще в 1934 году), не может быть и речи: численность населения СССР составила всего 162 миллиона человек. Перепись 1937 года была первой за 11 лет и, соответственно, впервые учитывала результаты массового голода, коллективизации и репрессий начала 1930-х. Все это не могло не иметь демографических последствий, которые и отразились на результатах переписи. Сталин отреагировал на эти подсчеты репрессиями против тех, кто готовил и проводил перепись: многие из них были сосланы в Сибирь или расстреляны. Диктатор приказал провести еще одну перепись в 1939 году. На этот раз организаторы поняли свою задачу правильно: согласно их подсчетам, оказалось, что в СССР живет 171 миллион человек.
  11. Центральное планирование было негодным заменителем того, что великий экономист XVIII века Адам Смит назвал «невидимой рукой рынка». Когда план задавался в тоннах стального листа, этот лист прокатывался слишком толстым (и тяжелым). Если план был сформулирован в квадратных метрах стального листа, то этот лист, соответственно, прокатывался слишком тонким, однако в обоих случаях план формально был выполнен. То же самое относилось, например, к люстрам: если в плане значилось, сколько тонн люстр должно произвести предприятие, их делали такими тяжелыми, что они едва могли удержаться на потолке.
  12. Целая серия законов устанавливала уголовную ответственность для любого, кто мог быть заподозрен в недобросовестности. Например, закон, принятый в июне 1940 года, объявил уголовным преступлением отсутствие на рабочем месте (или даже просто перекур) в течение более чем 20 минут. Это «преступление» каралось усиленными исправительно-трудовыми работами на том же предприятии сроком до шести месяцев со снижением зарплаты до 25%. Подобные наказания не просто вводились за все возможные проступки, но и действительно применялись с ужасающей регулярностью. В 1940–1955 годах 36 миллионов человек, примерно треть взрослого населения СССР, были обвинены в подобных преступлениях. Из них примерно 15 миллионов оказались в тюрьме и около 250 тысяч были расстреляны. Таким образом, за нарушения трудового законодательства тюремному заключению подвергался примерно 1 миллион человек в год...
  13. ...римляне предложили Гейзериху в жены несовершеннолетнюю дочь императора Валентиана III. В то время Гейзерих был уже женат на дочери одного из готских вождей, но ради того, чтобы породниться с императором, развелся с женой под предлогом того, что она пыталась его убить, и отправил ее обратно к готам, предварительно отрезав несчастной уши и нос.
  14. Самой примечательной особенностью новых технологий в римский период является то, что вопросами их создания и распространения занималось государство. Поддержка государства — это совсем неплохо, но лишь до тех пор, пока правительство не решит, что оно не заинтересовано в технологическом развитии,— а такое случается достаточно часто, если власть боится созидательного разрушения. Римский писатель Петроний рассказывает следующую историю:
     
    «Был такой стекольщик, который сделал небьющийся стеклянный фиал. Он был допущен с даром к цезарю и, попросив фиал обратно, перед глазами цезаря бросил его на мраморный пол. Цезарь прямо-таки насмерть перепугался. Но стекольщик поднимает пиал, погнувшийся, словно какая-нибудь медная ваза, вытаскивает из-за пояса молоток и преспокойно исправляет фиал. Сделав это, он вообразил, что ему уже принадлежат все блага Юпитерова неба, в особенности когда император спросил его, знает ли еще кто-нибудь способ изготовления такого стекла. Стекольщик, видите ли, и говорит, что нет; а цезарь велел отрубить ему голову, потому что, если бы это искусство стало всем известно, золото ценилось бы не дороже грязи».
     
    В этой истории стоит отметить два интересных момента. Прежде всего изобретатель не попытался основать собственное дело и заработать на своем изобретении, а отправился за наградой к императору. Это ярко демонстрирует роль римского правительства в контроле над технологиями. А император тут же уничтожил инновацию, поскольку ее внедрение могло повлечь побочные экономические эффекты. Именно так и проявляется боязнь созидательного разрушения.
     
    В эпоху империи можно найти целый ряд примеров того, как власть боялась политических последствий созидательного разрушения. Светоний рассказывает, что как-то раз к императору Веспасиану (правил в 69–79 годах) пришел человек, который придумал, как можно с гораздо меньшими затратами поднимать колонны на Капитолийский холм. Колонны были огромными и тяжелыми, и их подъем был очень сложной задачей, которая требовала тысяч людей и огромных расходов. Веспасиан не стал убивать этого человека, он выдал за выдумку хорошую награду, но от услуг отказался, промолвив: «Уж позволь мне подкормить мой народец».
     
    И вновь мы видим, как изобретатель приходит к правителю. Возможно, в данном случае это было более оправданно, чем в случае с сосудом из небьющегося стекла, поскольку изготовление и транспортировка колонн были государственной задачей. Однако инновация была вновь отвергнута из-за боязни созидательного разрушения (причем речь тут идет скорее не об экономических его последствиях, а о политических). Веспасиан опасался, что, если ему не удастся держать «свой народец» под контролем и в состоянии довольства, это сможет привести к политической дестабилизации. Римский плебс должен быть занят делом и всем доволен, поэтому для императора вполне имело смысл загружать людей даже ненужной работой, например заставлять вручную тащить на крутой холм тяжелые колонны. Для сохранения же нужной степени довольства плебсу постоянно раздавали деньги, хлеб и масло, а также устраивали для него бесплатные пышные цирковые представления — таков знаменитый принцип «хлеба и зрелищ».
  15. После 411 года Англия испытала экономический обвал и превратилась в бедную и тихую глухомань — причем не впервые. <...> Во времена, когда обитатели Иерихона и Абу-Хурейры уже жили в небольших городах и работали в полях, жители Англии все еще занимались охотой и собирательством, и это будет продолжаться еще пять с половиной тысяч лет. Англичане не изобрели ни земледелия, ни скотоводства; и то и другое было привнесено извне мигрантами с Ближнего Востока, которые на протяжении тысячелетий расселялись по Европе. И во времена, когда население Англии осваивало все эти ключевые инновации, жители Ближнего Востока уже изобрели город, письменность и гончарный круг.
  16. ...монмутская шапка (Monmouth cap). Согласно указу 1571 года, каждый англичанин, за исключением лордов, богатых землевладельцев и других высокопоставленных особ, обязан был носить по воскресеньям и праздникам «шапку из шерсти, связанную в Англии». Ношение головных уборов иностранного производства было при этом запрещено.
  17. Основными усовершенствованиями в области металлургии в 1780-е годы мы обязаны Генри Корту. Он ввел в употребление новые технологии лигатур, что позволило ему выплавлять ковкое железо значительно более высокого качества. Это сыграло решающую роль в производстве деталей машин, гвоздей и инструментов. Производить значительные количества ковкого железа с использованием технологий Корта стало еще проще благодаря нововведениям Абрахама Дерби и его сыновей, которые впервые использовали каменный уголь для плавки железа в 1709 году. В 1762 году этот процесс был улучшен Джоном Смитоном. Он применил силу воды для приведения в действие мехов, которые нагнетали воздух в горн доменной печи. После этого появилась возможность заменить древесный уголь, который применялся в черной металлургии, каменным углем, значительно более дешевым и доступным.
     
    Хотя инновации явным образом накапливались, качественный скачок приходится на середину XVIII века. И особенно заметно это было на примере текстильной промышленности. Базовой операцией при производстве тканей является прядение, которое заключается в сплетении между собой волокон растительного или животного происхождения (например, хлопка или шерсти) для получения нити. Затем из этих нитей ткется ткань. Одним из величайших технологических нововведений Средневековья была прялка, которая заменила ручное прядение. В Европе это изобретение появилось около 1280 года и было, возможно, позаимствовано на Ближнем Востоке. После этого технология прядения не менялась вплоть до XVIII века. Существенный сдвиг произошел в 1738 году, когда Льюис Пол запатентовал новый способ прядения с использованием цилиндров, вытягивающих нить,— раньше прядильщик производил эту операцию вручную. Машина работала не слишком хорошо, но технологические новшества, которые добавили Ричард Аркрайт и Джеймс Харгривз, произвели в прядении настоящую революцию.
     
    В 1769 году Аркрайт, которого мы теперь считаем одним из столпов промышленной революции, запатентовал свою прядильную машину, которая была большим шагом вперед по сравнению с машиной Льюиса. Он создал партнерство с двумя производителями чулок, которых звали Джедидайя Стратт и Сэмюел Нид. В 1771 году партнеры построили в Кромфорде одну из первых в мире фабрик. Новые машины приводились в движение силой воды, но позднее Аркрайт ввел существенное улучшение, заменив воду паром. К 1774 году на его предприятии работали шестьсот рабочих, а он активно расширял производство, основывая новые фабрики в Манчестере, Мэтлоке, Бате и Нью-Ланарке в Шотландии. Инновационные разработки Аркрайта дополнил в 1764 году Харгривз, который изобрел прялку «Дженни», а та, в свою очередь, была доработана в 1779 году Сэмюелом Кромптоном, построившим мюль-машину. Позднее Ричард Робертс разработал автоматическую мюль-машину. Последствия этих инноваций были поистине революционными: в начале XVIII столетия прядильщики, работавшие вручную, тратили 50 тысяч часов, чтобы спрясть сто фунтов хлопка. С помощью водяной мельницы Аркрайта эту работу можно было выполнить за 300 часов, а с помощью автоматической мюль-машины — за 135.
     
    Параллельно с механизацией прядения шла и механизация ткачества. Первым важным шагом в этом направлении было изобретение в 1733 году Джоном Кеем самолетного челнока. Хотя в самом начале благодаря этому изобретению просто увеличилась производительность ручного труда ткачей, главным последствием стало начало общей механизации ткацкой отрасли. В 1785 году Эдмунд Картрайт предложил механический ткацкий станок, в котором использовался самолетный челнок.
  18. В 1445 году в немецком городе Майнце Иоганн Гутенберг явил миру новое изобретение — печатный пресс с наборной кассой. Этому изобретению суждено было оказать самое значительное влияние на последующую экономическую историю человечества. До сих пор книги либо переписывались от руки писцами (это был медленный и трудоемкий процесс), либо собирались из оттисков, сделанных с отдельной для каждой страницы цельной деревянной матрицы. Книг было мало, они были редкостью и стоили очень дорого. После изобретения Гутенберга это положение начало меняться. Печатные книги оказались куда более доступными. Без них невозможны были бы ни массовая грамотность, ни всеобщее образование.
     
    В Западной Европе важность печатного дела оценили сразу. В 1460 году новое изобретение вышло за границы германских земель — печатный пресс был установлен во французском Страсбурге. К концу 1460-х новая технология стала распространяться в Италии, типографии появились в Риме и Венеции, а затем во Флоренции, Милане и Турине. В 1476 году Уильям Кекстон организовал печатню в Лондоне, а два года спустя подобная уже имелась и в Оксфорде. В это же время книгопечатание распространилось в Нидерландах, Испании и даже в Восточной Европе, где типографии открылись в Будапеште (в 1473-м) и в Кракове (в следующем году).
     
    Однако не все считали книгопечатание душеполезным изобретением. Не позднее 1485 года фирман османского султана Баязида II строго запретил мусульманам печатать тексты на арабском языке. Этот запрет был в дальнейшем подтвержден сыном Баязида, султаном Селимом I (1515). Еще в начале XVIII столетия в Стамбуле насчитывалось около 80 000 переписчиков книг, а первая типография появилась на территории Османской империи лишь в 1727 году, когда султан Ахмед III специальным указом разрешил печатнику по имени Ибрагим Мютефферика установить в Стамбуле печатный станок. Но даже этот запоздалый шаг сопровождался множеством оговорок. Хотя в высочайшем указе и говорилось о «счастливом дне, когда западная техника откроет свое лицо, словно невеста, и не будет больше таиться», работа печатника проходила под строжайшим контролем. Указ гласил:
     
    «Дабы в книгах не было опечаток, листы будут проверять мудрые, уважаемые и испытанные в вере знатоки шариата — достопочтенный Исхак, кади Стамбула, достопочтенный Сахиб, кади города Салоники, и достопочтенный Асад, кади Галаты, да умножатся заслуги их. А от лица прославленных общин дервишей свое заключение даст достопочтенный Муса, столп правоверных богословов, шейх общины Мевлевихане при мечети Касым-паша, да умножится мудрость и знания его».
     
    Итак, Мютефферика получил высочайшее разрешение открыть типографию, однако все, что он печатал, надлежало представлять на суд трех знатоков религиозных установлений и норм религиозного права. Возможно, мудрость и знания кади — как и всех остальных — умножились бы значительно быстрее, если бы печатные книги стали более доступными. Но этого не случилось даже несмотря на то, что Мютеферрика получил разрешение открыть типографию.
     
    Неудивительно, что за много лет — с 1728 по 1743 год, когда он перестал заниматься делами типографии,— Мютеферрика смог напечатать всего лишь семнадцать книг. Семья первопечатника пыталась продолжить его дело, однако им удалось напечатать еще только семь книг до 1797 года, когда сдались и они.
     
    В других регионах Османской империи, за пределами сегодняшней Турции, дела с книгопечатанием обстояли еще хуже. Например, в Египте первый печатный станок заработал только в 1798-м: он был привезен французами в ходе военной кампании Наполеона Бонапарта, пытавшегося захватить страну, но потерпевшего неудачу. Даже во второй половине XIX столетия книгоиздание в Османской империи представляло собой преимущественно переписывание от руки уже существующих книг.
     
    Отказ принять книгопечатание оказал очевидное негативное влияние на уровень грамотности, образования и экономического развития. Вероятно, в 1800 году только 2–3% подданных Османской империи были грамотны — против 60% взрослых мужчин и 40% взрослых женщин в Англии. В Нидерландах и Германии уровень грамотности был еще выше. Османские земли далеко отстали даже от таких европейских стран, как Португалия, где лишь 20% взрослого населения умели читать и писать.
     
    Принимая во внимание тот факт, что институты Османской империи были в высшей степени абсолютистскими и экстрактивными, легко понять причины настороженности султанов по отношению к книгопечатанию. С помощью книг распространяются идеи, и в результате население становится все труднее удержать в узде. Хотя некоторые из этих идей могут оказаться полезными с экономической точки зрения, другие будут противоречить существующему политическому и социальному порядку. Кроме того, книги уменьшают влияние тех, кто контролирует изустную передачу знаний, ведь книги делают знание доступным любому, кто освоил искусство чтения. Это грозит подорвать существующий порядок вещей, при котором распространение знания находится под контролем элит. Османские султаны и религиозный истеблишмент боялись того созидательного разрушения, которое стало бы результатом распространения знаний. И они решили запретить книгопечатание.
  19. До начала Нового времени африканские общества отличались меньшей централизацией, чем евразийские. Большинство этих обществ представляли собой небольшие группы, во главе которых стояли племенные вожди или в крайнем случае царьки, контролировавшие землю и прочие ресурсы. Многие общества, как мы видели на примере Сомали, вообще не имели никакой политической иерархии. Работорговля запустила два разнонаправленных политических процесса. Во-первых, многие африканские общества стали более абсолютистскими, и эта реорганизация преследовала одну цель: захватывать и продавать европейцам своих соплеменников или представителей других групп. Во-вторых — как следствие первого процесса, хотя и парадоксальным образом в противовес нему,— войны и работорговля в конечном счете разрушали любой порядок и любую легитимную государственную власть, существовавшие в Черной Африке.
     
    Помимо масштабных военных действий, рабов захватывали и в ходе мелких набегов. Даже закон превратился в один из инструментов порабощения: неважно, какое преступление вы совершили, наказанием за него в любом случае было порабощение. Английский торговец Фрэнсис Мур наблюдал последствия этого на побережье Сенегамбии в Западной Африке в 1730-х годах:
     
    «С тех пор как здесь в ходу работорговля, все наказания были заменены на продажу в рабство; учитывая выгоду от подобных приговоров, они очень сильно расширяют понятие преступления, чтобы можно было получить больше прибыли от продажи преступника. Не только убийство, кража или прелюбодеяние караются продажей в рабство, но и совсем ничтожные проступки влекут за собой такое же наказание».
     
    Все институты, в том числе и религиозные, были развращены соблазном захватить и продать раба. Примером может послужить знаменитый оракул в Арочукву, на востоке Нигерии. Согласно местным верованиям, через этот оракул выражалась воля влиятельного божества, которого признавали большинство этнических групп региона: иджо, ибибио и игбо. К оракулу прибегали, когда было необходимо рассудить какой-либо спор. Истцы, прибывшие в Арочукву, должны были спуститься из города к реке Кросс-ривер, к пещере, вход в которую был обрамлен человеческими черепами. В пещере находился оракул. Жрецы святилища, которые были в сговоре с работорговцами и купцами из племени аро, оглашали волю божества. Частенько случалось, что оракул «проглатывал» человека: на самом деле истца выводили из пещеры через другой вход и отправляли вниз по Кросс-ривер к тому месту, где ждали корабли европейцев.
  20. Англия XIX века (точнее, Великобритания, образовавшаяся после объединения в 1707 году Англии, Уэльса и Шотландии) нашла простой способ обращения с преступниками: с глаз долой — из сердца вон. На территории империи возникло множество каторжных тюрем. До американской Войны за независимость осужденные преступники для отбывания каторги направлялись по большей части в американские колонии. Однако после 1783 года независимые Соединенные Штаты совершенно не собирались принимать у себя британских каторжников, и английские власти вынуждены были искать для последних новое пристанище. Сначала подумывали о Западной Африке, однако местный климат и местные болезни, такие как малярия и желтая лихорадка, к которым у европейцев не было иммунитета, были столь смертоносны, что даже преступники не заслуживали того, чтобы их отправляли прямиком на «кладбище белого человека». Следующим кандидатом стала Австралия. Ее восточное побережье уже исследовал знаменитый мореплаватель, капитан Джеймс Кук. 29 апреля 1770 года Кук высадился в прекрасной бухте, которую назвал Ботаническим заливом (Botanist Bay) в честь натуралистов из состава экспедиции, открывших здесь множество новых видов растительности. Побережье казалось просто идеальным местом для будущего размещения британских колониальных властей: климат умеренный, природа настолько прекрасна, насколько можно только было себе представить. И в январе 1788 года флотилия из 12 кораблей под командованием капитана Артура Филлипа с осужденными каторжниками на борту бросила якорь в Ботаническом заливе. 26 января — сегодня эта дата отмечается как День Австралии — колонисты разбили лагерь на берегу бухты, которая сейчас находится в центре города Сиднея. Колония была названа Новый Южный Уэльс.
  21. Накануне Французской революции в 1789 году по всей Европе существовали жесткие ограничения на деятельность евреев. Например, в немецком Франкфурте жизнь еврейской общины была подчинена порядкам, установленным еще в Средневековье. Во всем Франкфурте проживало не более пятисот еврейских семей, и все они жили в особом квартале-гетто, который был отгорожен от остального города стеной и назывался Юденгассе (Jüdengasse) — «еврейская улица». Евреи не имели права покидать гетто ночью, в субботу и в дни христианских праздников.
     
    На Еврейской улице царила страшная теснота. Улица имела около четверти мили в длину и не более двенадцати (а в некоторых местах и десяти) футов в ширину. Евреи жили под постоянным гнетом и в условиях строгой регламентации. Каждый год в гетто могли быть приняты не более двух новых семей, а пожениться могли не более двенадцати пар, и только в том случае, если обоим молодоженам исполнилось не менее 25 лет. Евреям не разрешалось заниматься сельским хозяйством; они не имели права торговать оружием, пряностями, вином или зерном. До 1726 года они обязаны были носить особые опознавательные знаки — два концентрических желтых кольца на одежде у мужчин и полосатую накидку для женщин. Все евреи платили особый подушный налог.
     
    Когда во Франции разразилась революция, на франкфуртской Еврейской улице жил успешный предприниматель — Майер Амшель Ротшильд. К началу 1780-х годов Ротшильд уже был ведущим торговцем монетами, изделиями из металла и произведениями искусства во Франкфурте. Но, как и остальные евреи города, он не мог открыть дело за пределами гетто или переселиться в другую часть города.
     
    Вскоре все изменилось. В 1791 году французское Учредительное собрание уравняло французских евреев в правах с остальными гражданами. Затем французские армии оккупировали Рейнскую область и уравняли евреев на западе Германии в правах с прочими гражданами. Во Франкфурте последствия развивались неожиданным и, похоже, изначально не предусмотренным образом. В 1796 году французы подвергли Франкфурт артиллерийской бомбардировке, попутно снеся до основания половину Юденгассе. Около двух тысяч евреев оказались без крова над головой и вынуждены были искать пристанища за пределами гетто. Среди них оказался и Ротшильд. Раз уж гетто было разрушено, а французы, занявшие город, отменили массу законодательных ограничений для евреев, последние поспешили использовать новые возможности, открывавшиеся для бизнеса. Например, появилась возможность заключить с австрийской армией контракт на поставку зерна, чего раньше себе и представить было невозможно.
     
    <...>
     
    ...фирма «Майер Амшель Ротшильд и сыновья» стала самым богатым банкирским домом Европы XIX века с отделениями во Франкфурте, Лондоне, Париже, Неаполе и Вене.
  22. С окончанием гражданской войны на севере США начался быстрый экономический рост. Некоторые предприниматели смогли воспользоваться развитием железнодорожной сети, промышленности и торговли, чтобы сколотить себе крупные состояния. Столь быстрый экономический успех привел к тому, что многие из этих людей и их компаний стали использовать все более и более нечистоплотные методы. Подобных бизнесменов называли «баронами-разбойниками», потому что они действовали весьма грубо, стараясь добиться монополии и не допустить вхождения на рынок новых игроков, которые могли бы стать для них конкурентами, будь правила игры одинаковы для всех. Одним из самых известных таких «баронов» был Корнелиус Вандербильт, знаменитый своей фразой: «Какое мне дело до закона? Разве у меня мало могущества?»
     
    Еще один «барон-разбойник», Джон Рокфеллер, основал в 1870 году компанию Standard Oil. Он быстро устранил всех конкурентов в городе Кливленд, штат Огайо, где находилась штаб-квартира компании, и попытался монополизировать транспортировку и продажу нефти и нефтепродуктов. В 1882 году Рокфеллер создал на основе своей компании огромную монополистическую группу — как мы сказали бы сегодня, трест. К 1890 году Standard Oil контролировала 88% всей нефтепереработки в США, а в 1916-м Рокфеллер стал первым в истории миллиардером. Карикатуры того времени изображают Standard Oil в виде гигантского спрута, чьи щупальца обвивают не только нефтяную промышленность, но и Капитолийский холм.
     
    Почти столь же одиозной фигурой был и Джон Пирпонт Морган, основатель банковского конгломерата J. P. Morgan, который после многочисленных слияний превратился в сегодняшний JP Morgan Chase. В 1901 году Морган и Эндрю Карнеги основали компанию U. S. Steel — первую фирму с капитализацией более чем в миллиард долларов и в течение долгого времени крупнейшую сталелитейную корпорацию мира.
     
    В 1890-х годах большие тресты стали проникать почти во все отрасли экономики, многие из них контролировали более 70% своего сектора. К ним относились такие известные бренды, как Du Pont, Eastman Kodak и International Harvester. Исторически в северной и центральной части Соединенных Штатов рынки были относительно более конкурентными и с более ровными условиями для всех участников, чем в остальных регионах страны, особенно в южных штатах. Но в описываемый период конкуренция уступила место монополиям, а имущественное неравенство стало резко расти.
  23. В 1906 году президент Рузвельт ввел в обиход термин «разгребатель грязи» (muckraker), намекающий на одного из персонажей «Путешествия пилигрима» Джона Баньяна. «Разгребателями грязи» Рузвельт называл газетчиков, которые казались ему слишком навязчивыми. Слово прижилось и стало обозначать журналистов — пусть и навязчивых, но эффективных,— которые вытаскивали на свет темные дела «баронов-разбойников», включая подкуп местных и федеральных политиков. Пожалуй, самой знаменитой «разгребательницей грязи» была Ида Тарбелл, чья вышедшая в 1904 году книга «История компании Standard Oil» сыграла ключевую роль в том, что общественное мнение было настроено против Рокфеллера и его бизнеса, и в конце концов это привело к расформированию Standard Oil в 1911 году. Еще один известный «разгребатель» — адвокат и литератор Луис Брендайс, которого президент Вильсон впоследствии назначил председателем Верховного суда. Брендайс в своей книге «Чужие деньги и как банкиры их используют» исследовал ряд финансовых скандалов, и эти исследования оказали большое влияние на деятельность «Комитета Паджо». Газетный магнат Уильям Рэндольф Херст также играл заметную роль в «разгребании грязи». В 1906 году он разместил в своем журнале Cosmopolitan серию статей Дэвида Грэма Филлипса под общим названием «Измена Сената», которая положила начало кампании за прямые выборы в Сенат — еще одна ключевая реформа «прогрессистов», ставшая реальностью с принятием Семнадцатой поправки к Конституции США (1913).
  24. «Корова пасется там, где она привязана»
  25. В 1991 году Менем привязал аргентинский песо к американскому доллару: один песо отныне равнялся одному доллару, обменный курс был объявлен неизменным. Конец истории? Да, почти. Чтобы убедить население, что правительство намерено твердо придерживаться этого подхода, людей всячески поощряли открывать банковские счета в американских долларах. Долларами можно было расплачиваться в магазинах Буэнос-Айреса, их можно было снять в банкоматах по всему городу. Такая политика, пожалуй, помогла стабилизировать экономику, однако имела один большой недостаток: она сделала аргентинский экспорт очень дорогим, а импорт — очень дешевым. Тонкая струйка экспорта иссякла, импорт лился рекой. Единственным способом заплатить за него были заимствования на внешнем рынке.
     
    Такое положение дел оказалось разрушительным. Чем больше недоверия вызывал песо, тем большую часть своего достояния люди отправляли на долларовые счета в банках. В конце концов, если правительство вдруг решит девальвировать национальную валюту, долларовые счета по-прежнему будут в полном порядке, не так ли? Аргентинцы совершенно справедливо не доверяли своему песо, но слишком доверяли своим долларовым счетам.
     
    Первого декабря 2001 года правительство внезапно заморозило все банковские счета на 90 дней. Разрешалось снимать наличными лишь небольшую сумму еженедельно. Сначала это были 250 песо (то есть 250 долларов), затем 300 песо. Однако снимать наличные разрешалось только со счетов, открытых в песо. С долларовых счетов снимать наличные не давали — кроме тех случаев, когда владелец счета соглашался конвертировать доллары и получить на руки сумму в национальной валюте. Никто не хотел этого делать. Аргентинцы назвали эту ситуацию El Corralito — «загончик для скота»: вкладчики метались, словно коровы в загоне, не видя никакого выхода.
     
    В январе была объявлена девальвация, и курс вместо одного песо за доллар вскоре установился на уровне четырех песо за доллар. Казалось, это должно подтвердить правоту тех, кто полагал, что все сбережения надо держать в долларах. Однако все оказалось не так, потому что вскоре правительство в принудительном порядке конвертировало все долларовые счета в песо — однако по старому курсу, один к одному! Итак, человек, накопивший тысячу долларов, неожиданно обнаруживал, что у него осталось только 250 долларов. Правительство экспроприировало три четверти сбережений граждан.
  26. Режим Северной Кореи — это коммунистическая диктатура, отрицающая частную собственность и рыночные отношения. Однако черный рынок контролировать сложно, и на этом рынке все сделки совершаются в наличных. Конечно, на черном рынке КНДР используется и иностранная валюта, особенно китайская, но и воны в ходу. Целью валютной реформы было наказать тех, кто пользуется услугами черного рынка, и, более того, помешать им сделаться настолько богатыми и сильными, чтобы стать угрозой режиму. Безопаснее держать людей в бедности. Но дело не только в черном рынке: жители Северной Кореи держат свои сбережения в наличных вонах еще и потому, что в стране мало банков и все они государственные. Таким образом, правительство использовало валютную реформу для экспроприации большей части сбережений граждан.
     
    Хотя правительство и утверждает, что свободный рынок — это зло, однако северокорейская элита весьма любит блага, которые может предоставить этот рынок. В распоряжении лидера КНДР Ким Чен Ына имеется семиэтажный дворец развлечений, оборудованный баром с системой караоке и мини-кинотеатром. На первом этаже располагается огромный бассейн с волновой установкой, где Ким любит плавать на доске, снабженной маленьким мотором. Когда в 2006 году Соединенные Штаты ввели санкции против Северной Кореи, целью этих санкций было как можно больнее ударить элиту. Было запрещено экспортировать в Северную Корею более шестидесяти категорий предметов роскоши, включая яхты, гидроциклы, гоночные автомобили, мотоциклы, DVD-плееры и телевизоры с диагональю более 29 дюймов. Больше никаких шелковых шарфов, дизайнерских авторучек, мехов и кожаных чемоданов. А именно эти вещи особенно любили Ким и элита его коммунистической партии. Согласно статистике продаж французской компании Hennessy, до введения санкций коньячный бюджет Кима мог составлять до 800 тысяч долларов в год.
  27. Сорок пять процентов экспорта Узбекистана приходится на хлопок, и это делает последний самой важной сельскохозяйственной культурой страны. Это положение сохраняется с тех самых пор, как при распаде Советского Союза в 1991 году Узбекистан стал независимым государством. При советском коммунистическом режиме все сельскохозяйственные земли Узбекистана пребывали под контролем 2048 хозяйств, находящихся в собственности государства. После 1991 года эти хозяйства перестали существовать, а земля была заново размежевана. Но это не значило, что земледельцы могли теперь вести независимую хозяйственную деятельность — хлопок слишком много значил для правительства Ислама Каримова, первого президента Узбекистана (он до сих пор остается у власти). Напротив, были выпущены указания, определяющие, что именно земледельцы имеют право выращивать и сколько из выращенного они могут продавать. Хлопок был ценным экспортным продуктом, и производители получали за свой продукт лишь небольшую часть мировой рыночной цены, остальное забирало правительство. За такие деньги никто не стал бы добровольно выращивать хлопок, поэтому правительству пришлось прибегнуть к принуждению. Каждый фермер был обязан выделить 35% своей земли под хлопок. Такой порядок создавал много проблем, и прежде всего сложности с техникой. К моменту обретения независимости около 40% урожая убиралось при помощи хлопкоуборочных комбайнов. После 1991 года — и это неудивительно, если учесть систему принуждения, созданную режимом президента Каримова,— фермеры оказались совершенно не заинтересованы в том, чтобы покупать и ремонтировать комбайны. И Каримов нашел решение, гораздо более дешевое, чем комбайны: школьники.
     
    Коробочки хлопка созревают и готовы к сбору в начале сентября, как раз в то время, когда узбекские школьники возвращаются с летних каникул. Каримов издал указ, согласно которому власти на местах направляют в школы разнарядку по сборщикам хлопка. В начале сентября школы пустеют, и два миллиона семьсот тысяч школьников (данные 2006 г.) отправляются на поля. Гульназ, мать двоих таких детей, так описывает происходящее:
     
    «В начале каждого учебного года, примерно в начале сентября, занятия в школе прекращаются и вместо классов учеников отправляют на сбор хлопка. Согласия родителей никто не спрашивает. Они работают без выходных. Если по какой-то причине ребенка оставляют дома, учитель или классный руководитель приходит к нему домой и ругает родителей. Каждому ребенку устанавливают план сбора, от 20 до 60 килограммов в день, в зависимости от возраста. Если ребенку не удается выполнить план, то на следующее утро его резко критикуют перед всем классом».
     
    Сезон сбора длится два месяца. Ребенку из сельской местности может иногда повезти, если хлопковое хозяйство, куда его направят, находится недалеко от его дома: тогда он может ночевать дома и ходить на работу пешком или ездить на автобусе. Городским детям приходится спать в загонах для скота или в мастерских — вместе с техникой и животными. Там нет ни туалетов, ни кухонь.
     
    Главные бенефициары подобного принудительного труда — это политические элиты во главе с президентом Каримовым, который фактически является собственником всего узбекского хлопка. Предполагается, что детям платят за их труд, но это лишь условность: в 2006 году, когда мировая цена на хлопок составляла примерно 1,4 доллара за килограмм, детям платили около 0,03 доллара за дневную норму (от 20 до 60 кг). Около 75% урожая хлопка теперь собирают дети. Весной школы закрываются, поскольку начинаются обязательные работы по прополке, очистке почвы и посадке хлопка.