двести тридцать вторая чайная ложка

Если человек присасывается к делу, ему чуждому, например, к искусству, то он, за невозможностью стать художником, неминуемо становится чиновником. Сколько людей таким образом паразитирует около науки, театра и живописи, надев вицмундиры!

Антон Чехов

двести тридцать первая чайная ложка

Я боюсь заниматься любовью с моей возлюбленной или заснуть с ней в одной постели, потому что боюсь пукнуть.
Любовь к ней держит меня в постоянном напряжении.
У меня болит живот и я пукаю все время.
Когда мы не рядом, проблема исчезает.
Но когда мы близко, и готовы заняться любовью, я так сильно нервничаю, что начинаю пердеть.
Почему с ней такого не происходило?
Может, она не любит меня так сильно?
Я люблю ее, и из-за этого пержу.

Nic smiesznego (1995)

двести двадцать девятая чайная ложка

Если бы я не был хохол, если бы я писал ежедневно, хотя бы по два часа в день, то у меня давно бы была собственная вилла. Но я хохол, я ленив. Лень приятно опьяняет меня, как эфир, я привык к ней — и потому беден.

Антон Чехов

двести двадцать седьмая чайная ложка

В работе надо быть смелым. Есть большие собаки и есть маленькие собаки, но маленькие не должны смущаться существованием больших: все обязаны лаять — и лаять тем голосом, какой господь бог дал.

Антон Чехов

двести двадцать шестая чайная ложка > из Альберта Эйнштейна

      Петру Вайлю

Вчера наступило завтра, в три часа пополудни.
Сегодня уже «никогда», будущее вообще.
То, чего больше нет, предпочитает будни
с отсыревшей газетой и без яйца в борще.

Стоит сказать «Иванов», как другая эра
сразу же тут как тут, вместо минувших лет.
Так солдаты в траншее поверх бруствера
смотрят туда, где их больше нет.

Там — эпидемия насморка, так как цветы не пахнут,
и ропот листвы настойчив, как доводы дурачья,
и город типа доски для черно-белых шахмат,
где побеждают желтые, выглядит как ничья.

Так смеркается раньше от лампочки в коридоре,
и горную цепь настораживает сворачиваемый вигвам,
и, чтоб никуда не ломиться за полночь на позоре,
звезды, не зажигаясь, в полдень стучатся к вам.

Иосиф Бродский, 1994